Каримов Зиёахмад Алишер угли,
Стажёр-преподаватель кафедры русского языка и методики его преподавания, Джизакского государственного педагогического университета имени А.Кадыри. Джизак,Узбекистан. Эл.почта: ziyoka37@gmail.com
АННОТАЦИЯ
В данной статье рассматривается, роман Мариам Петросян под названием «Дом, в котором…», где проявляются элементы магического реализма. А также, о том, что «Дом, в котором…» — это современный российский роман опубликованный 13 лет назад, достаточно известный, весьма объемный, переведенный на десяток иностранных языков, обладатель нескольких заметных премий, и в своем роде культовый для целого поколения читателей. Роман о жизни детей инвалидов в школе-интернате, который описан из нутри этого замкнутого сообщества, функционирующего по своим подчас весьма странным правилам.
Ключевые слова: авторский инструмент, диалог, ключ,эскапизм, изолирование, анализ.
Книгу Мариам начала писать в 1991 году, но идея Дома, образы его героев появились раньше. «Самый первый вариант, совсем не похожий на этот, был написан в конце восьмидесятых. Я начала писать о Доме, когда была ровесницей его героев. А рисовала их раньше, чем начала о них писать. Так что замысел и герои намного старше, чем сама книга».
Дом стоит на окраине города, сегодня мы будем заниматься с вами тем, что вы обычно проделываете в подъездах, и в парадных, на верандах, и на крылечках искать ключи от дома, «Дома, в котором…». Мы будем больше говорить о задачах этого романа о том, как она работает и какие механизмы использованы, чтобы воздействовать на читателя. Одну из важнейших назначений данной книги, всего литературы в целом это — эскапизм возможность спрятаться, между строк или в картиной раме, найти убежище от действительности, будь то Виндзорский замок или маленькая квартира. Дом, в котором Мариам Петросян это как раз пример того, как книга может стать убежищем, причём не только для читателей, но и для автора. Это по-своему парадоксальная конструкция, где некое художественное высказывание производится, с целью высказывания избежать. Однако, не будем забегать, точнее сказать запрыгивать вперёд. Начнём сначала, дом стоит на окраине города и чтобы попытаться его понять, я предлагаю обойти его вокруг, посмотреть на него с разных сторон, а возможно, даже заглянуть внутрь, если, он конечно, разрешит это сделать. Первая точка, с которой представляется интересно смотреть на дом в котором Мариам Петросян, это взгляд гида из большого экскурсионного автобуса даблдекера, что бы сказал о доме человек или аудиогид, который бы попытался описать его в нескольких предложениях, пока автобус проезжает мимо, потому что, вряд ли там была бы остановка.
Как правило, на окраине города туристические автобусы пассажиров не высаживают, а уж тем более не забирают. С этой точки зрения, «Дом, в котором…» — это современный российский роман опубликованный 13 лет назад, достаточно известный, весьма объемный, переведенный на десяток иностранных языков, обладатель нескольких заметных премий, и в своем роде культовый для целого поколения читателей. Роман о жизни детей инвалидов в школе интернате, который описан изнутри этого замкнутого сообщества, функционирующего по своим подчас весьма странным правилам, собственно, такая информация почти ничего не рассказывает о доме, можно заменить пять шесть слов и все примерно тоже самое повторить о десятки других книг, как писал Экзюпери «самого главного из окна автобуса не увидишь», гораздо интереснее и даже парадоксальнее, точка зрения читателей дома, потому что, это ведь люди которые подходят к нему максимально близко, некоторые заходят внутрь, некоторые в случае с книгой Петросян, известно даже такое, остаются в нём жить, другие, наоборот, довольно быстро разворачивается и уходит, третьи, неприязненно, но внимательно и дотошно обходят дом по периметру, и только после этого, громко высказывает свое недовольство по дороге к остановке. Словом, читательские оценки дома очень противоречивые, и когда просматриваешь отзывы, то может даже показаться, что люди читали совершенно разные книги, есть те для кого «дом, в котором…» становится открытием и потрясением, люди в буквальном смысле начинают жить этой книгой после её прочтения, пишут фанфики и продолжения, создают иллюстрации и сообщества, устраивают квесты и встречи фанатов. Одна читательница которая посоветовала дом своей подруге, а потом дочитав его сама призналась, если бы я сначала прочла книгу посоветовать бы её никому не стала, не потому что она плоха, нет, просто теперь мне хочется оставить её всю для себя, до последней страницы. А на другом полюсе, вторая большая группа читателей дома, разочарованных, чьи отзывы варьируется в диапазоне от, и что вы в нём нашли, до жёсткой критики в адрес Петросян, которые вменяют всевозможные грехи.
Во-первых произведения у неё недостаточно художественное, язык простоват, а сама она не профессиональный писатель, во- вторых сюжет какой-то невнятный, постоянно перескакиваешь из одного на другое плюс к тому линии многих персонажей оборваны и не доведены до конца, в-третьих в книге слишком много диалогов, героев, подробностей и неясностей, словом чего не хватишься всего много, наконец, в четвёртых на лицо заигрывание с подростковый аудиторией, и даже более того, Петросян, мол, паразитирует на теме детей инвалидов, да, и вообще, зачем нужна такая книга ? В чем её смысл? Какие решения заявленных проблем она предлагает ? Однако, как мне кажется что в самой постановке большинства из этих вопросов заложены определённые заблуждения, начнём с того, что дом не претендует на то, чтобы быть остросоциальным романом, который бы, привлекал внимание к проблеме детей с инвалидностью, а потому, он не обязан предлагать никаких решений, инвалидность жителей дома, как карликовость Тириона Ланнистера, просто авторский инструмент, который подчёркивает инаковость персонажей, их изолированность, и непохожесть на других, далее, сама Петросян не претендует на звание писателя, она неоднократно повторяла, «я не писатель, я долгие годы жила этой книгой, но теперь вернулась в свою Ереванскую квартиру и занимаюсь воспитанием детей», более того, она даже не пыталась опубликовать «дом», десять лет эта книга в буквальном смысле пролежала в в столе то ли у сына московской тётушки Петросян, толи у его друга, так и осталось неясным, и только через десять лет после того, как она оставила один из трёх экземпляров романа в квартире своей тётушки, ей вдруг позвонили и предложили его издать. История совершенно невероятное, но разве мог дом выйти в наружность как-то иначе. Наконец, даже сам текст этой книги очевидно не претендует на звание крепко сбитого романа, где все сюжетные узлы должны быть развязаны, или на худой конец разрублены, где не должно встречаться лишних диалогов и описаний, или неоправданных, с точки зрения законов романистики сцен, нет, «дом» претендует лишь на то, чтобы быть самим собой, чтобы следовать законам своей внутренней логики, и логика это, не то, что не совпадает с привычной, она постоянно ей противоречит.
К примеру парень по кличке чёрный, Белая ворона в своей группе, Македонский совсем не завоеватель, а наоборот, услужливый и уставший ангел, нож с которым убили Лося, служит для Слепого не доказательством того, что Лося действительно убили, нет, он наоборот, доказывает мальчику что этого не могло случиться, и даже сам Слепой, не Слепой, глухой он видит лучше всех в доме, от него ничего нельзя скрыть, но его сердце совершенно глухо к чувствам других людей, и так происходит в доме постоянно, многое оказывается вывернуто наизнанку, но не потому что Петросян делает это намеренно, как поступал бы изощрённый автор постмодернист, просто эта книга изначально пишется с изнанки, а Петросян была первой, кто туда запрыгнула. И именно с изнанки дома, а не они с позиции автора, демиурга она рассказывает эту историю, не из позиции писателя, который ищет возможности обратиться к своему читателю с какой-то идеей, а с позиции человека, который, стремится избежать обращений, а потому немного удивляет когда, встречаю попытки уличить «дом» в том, чего не от кого не прячет, или требовать от него того, чего он никому не обещал. Где-то ровно то, о чем говорит в концовке романа Сфинкс, пожалуй, главный герой дома, ты оказался мне чудовищем сожравшим моих друзей, мне казалось, что ты меня не отпустишь и легче было думать, что это все твоя вина, что это ты хотел нам зла, чем признать, что это мы не были настолько хороши, как нам казалось.
В этом смысле «дом», можно воспринимать как волшебное кривое зеркало, зеркало мод, в котором одни видит его несовершенство и хотели бы их исправить, заставить его наконец-то работать правильно, но другие, обнаруживает в нём свое собственное отражение, кривое и страшное, покореженное и не привычное, пугающее и испуганное. Отражение, которое, западает в душу, и рассказывает не столько о внешнем, а сколько о внутренним. «Дом, в котором…» становится таким образом отличным поводом взглянуть на себя со стороны, и из-за этого он в каком-то смысле лишен своего собственного отражения, оно принесено в жертву, возможности отражать в себе других, поэтому говорить о «доме» так трудно, он как будто все время уворачивается от этого разговора, поэтому же он так легко меняет личины.
Петросян сначала хотела назвать роман «Дом, который…» по ассоциации с домом который построил «Джек», но потом какой-то очень известный поэт, а она даже не знает кто именно, предложил «Дом, в котором…» и новое название легко закрепилось.
В переводах дом вообще как только не преломляются он и «Серый дом» в английском, и «Дом других» в испанском, и «Дом застывшего времени» в итальянском и так далее, одно только везде остается неизменным, он – дом, что подводит нас к третьей точки зрению на эту книгу, которая представляется интересной, по мнению немецкого драматурга Бертольда Брехта «все виды искусств служит величайшему из искусств — искусству жить на земле», если из этого правила и есть писательский исключения, то «Дом в котором…» определённо среди них, похоже, что для Мариам Петросян дом был не способом наладить связь с действительностью, а наоборот возможностью от неё уйти. Дом был не книгой, но местом, куда Петросян периодически приходила в течение 20 лет, где она писала для себя, ни ограниченная, ни объемом, ни временем, ни мнением окружающих, она уходила в дом и встречала там его обитателей, и воспоминания о них, это наверное самое важное, что и удалось забрать с собой в наружность, калейдоскоп этих лиц завораживает и пугает одновременно, вот по коридору в сторону кофейника несётся неутомимый колясочник Табаки -мелкий и ушастый, похожий на лемуров в парике. В его волшебной жилетке можно найти любой предмет, кроме часов, потому что Табаки не просто эксцентричный подросток, ни просто, Изя Кацман в молодости, который, цитирует по памяти любые книги и знает историю дома, как Кацман в «Граде обреченным» Стругацких изучал историю города, нет, Табаки ещё и хозяин времени, его подарки могут обращать его вспять или сворачивать в кольцо, его лица и даже имени после выпуска не удается толком припомнить, а записи сделанные им в дневниках остается только тогда, когда он этого захочет.
В кафе его ждёт Лорд, медововолосый и сероглазый, красивый как эльфийский король, красивый настолько, что на него даже больно смотреть, единственный герой, которого не придают забвению после его исчезновения из дома, когда Лорда забирают в психиатрическую клинику, а ведь уход в наружность для обитателей дома это хуже чем смерть, если ты просто умер в доме, то в некотором смысле ты перед ним даже честен, и имеешь право оставаться в его памяти, но если ты покинул дом, то невозможным становится даже звучания твоего имени в этих стенах, потому что правила священны, потому что правила помогает противостоять наружности.
В самом начале романа «Повелитель мух» Уильяма Голдинга, когда мальчики оказываются на необитаемом острове, один из них, Джек, говорит, «у нас будут правила, много всяких правил», так вот дом это тоже необитаемый остров, отрезанный от цивилизации длинным прямоугольником двора, обнесённого сеткой и правила здесь, это единственный способ выжить, но ради Лорда жители дома отказываются от правил, потому что выжить, не всегда самое важное. Кофе Лорду в кофейнике, а ещё обязательные пепельницу и сигареты подносит, конечно, Македонский услужливая тень в сером свитере бывший ангел, которого, постоянно встречаешь, то с фонариком, то с простыням-одеялами, то с зажигалкой словом с предметами служебного назначения. Он одевает, раздевает и переодевает, подносит, уносит и убирает, любит лёд, грецкие орехи, бродячих собак и кофе без сахара, он сперва долго держится, а затем стремительно не выдерживает и остается красный летающий лентой в дневнике Табаки. «Я понимаю, что Македонского я окончательно и бесповоротно упустил, что в первую очередь спасать надо было конечно его, а курильщик мог и подождать, потому что одно дело, когда кто-то сходит с ума от одиночества, и совсем другое, когда кто-то превратился в дракона и умотал». Лорд ждёт в кофейнике Рыжего, а пока болтает о чем-то с русалкой, у которой больше десятка маек с надписями на все случаи жизни, и их можно прочитать в прорезях её жилетки, сегодня разглядеть можно, только самую верхнюю левого плеча, там написано «я помню всё». Здесь же, конечно, Курильщик – мальчик, чьи красные кроссовки слишком вызывающе для первой группы, но чей взгляд на вещи слишком рационален для четвёртой, четвёртый среди первых, первый среди четвёртых. Один из самых нормальных жителей дома, который, встречался Петросян, возможно, исключительно для того, чтобы мы узнали о других его обитателях чуть больше, потому что сами они не слишком многословны.
Продолжать этот список можно ещё очень долго, одна из распространённых претензий к Петросян как раз и заключается в том, что на читателей с самых первых страниц обрушивается большое количество персонажей. Вот только знаете, в доме Петросян, всех героев вместе взятых меньше, чем одних только тетушек и дядюшек, у Пруста «В поисках утраченного времени», если не верите мне, то спросите у Ахматовой она подтвердит.
Вообще представляется, что вот это многолюдность в романе Петросян, является, одним из элементов предопределивших его успех, где эта книга убежище, книга место, куда приходят, те кому хочется спрятаться, а затеряться в толпе куда проще, чем на пустой просёлочной дороге, где стоит парочка каких-нибудь персонажей разгильдяев, какие-нибудь Владимир и Эстрагон («В ожидании Годо», Сэмюэл Беккет) или Розенкранц и Гильденстерн («Розенкранц и Гильденстерн мертвы», Том Стоппард), которым, видно тебя за добрую милю. А дом, дом работает с точностью, до наоборот, всё, и это многолюдность в том числе, работает на его способность укрывать и укрываться. «Дом надёжно защищается от посторонних глаз, ускользает от пересказа, и противиться стандартным методом анализа», в метком определении Галины Юзефович.
И, самое главное для нас, роман «Дом, в котором…» целиком находится под влиянием элементов магического реализма, во-первых, Петросян нигде не указала адрес того места, куда она уходила на протяжении этих 20 лет. Во-вторых, дом находится как бы вне пространства, он стоит на окраине города лишенного координат, в-третьих, дом находится за пределами времени, потому что время там течёт не так, как в наружности, кто-то успевает прожить две жизни и состариться, пока для другого проходит в месяц. Наконец, имена персонажей, не говорят нам ничего о том, где находится этот дом, они скрываются за кличками и мы не знаем живут ли они в России, Армении или Сербии, так что каждый, кто рискнёт, может зайти в этот дом, как свой собственный, если он, конечно, впустят. Более того, и сами клички обитателей дома складываются в некую матрёшку, которая, должна надёжно укрывать их от наружности, на первом уровне личная кличка, который заменяет имя, на втором прозвище стаи, заменяющие привычную литеру вместо А и Б, классы в доме делятся на фазанов, крыс, птиц и псов и только четвёртая группа, ожидаемо не имеет клички, а остается просто четвёртой, почему, становится понятно, когда узнаешь её историю, ведь, дом сам по себе, это уже триумф эскапизма, попытка создать самодостаточный мир, полностью изолированный от наружности, а четвёртая группа это образчик эскапизма, внутри эскапизма, она собирается из тех, кто даже укрывшись в доме, продолжает искать убежище. Венчает всю эту конструкцию, призванную оградить дом и его обитателей от лишних глаз собственная мифология, система верований, инструкций, правил, законов и традиций, обрядовые череда из которых состоит жизнь в доме, обретения имени, поиск защитного талисмана, распределение в стаю, выбор вождя, ночь сказок и самая длинная ночь.
Проявилась ли, в этих настойчивых попытках дома защититься от наружности, возможная склонность Мариам Петросян к эскапизму, её потребность постоянно прятаться в доме, защищаться от реальности, является ли, сам мир дома тем, что она придумала или тем, что она там нашла, что рассказали ей персонажи она просто записала, а может быть, и тем, и другим сразу. Вряд ли, на эти вопросы кто-то, даже, сама Петросян сможет ответить однозначно, слишком уж многого в этой книге удивительного, от многолетней историей ее написания, первая версия была набрано на печатной машинке ещё в конце восьмидесятых, и до внезапного издания, после стольких лет забвения в столе.
Так или иначе, но с момента публикации дома прошло уже больше 10 лет, а Петросян новых книг действительно не пишет и не обещает, что они когда-нибудь будут. «Для меня это было местом, куда я исписав гору бумаги могла войти и побыть там, других таких мест я не знаю, их у меня просто нет, конечно, мне приятно, когда книгу хвалят, приятно читать рецензии и знать, что она многим понравилась. Но, это похоже на похвалы ребёнку, который, вырос уехал из дома, ты млеешь, когда его хвалят, гордишься им, и собой, но у тебя его больше нет». В этом отношении читатели, конечно выигрывают больше, чем автор, у нас дом всё-таки есть, он всегда стоит на окраине города, стоит только открыть книгу, а ключи, похоже что ключи, остались где-то внутри и снаружи, сколько их не ищи, дверь не откроешь.
Возможно, даже, что ключей от дома, вообще не существует, но с другой стороны, а так ли это плохо? Томас Эллиот писал в «Бесплодной земле» «каждый в тюрьме своей, думает о ключе. Каждый тюрьму себе строит, думами о ключе. Может быть, их не нужно искать, а достаточно просто смотреть на дом со стороны и дождаться, пока кто-нибудь выйдет и оставить за собой дверь открытой. Вот только, читатели уже давно наблюдают за домом и он говорит, что из тех, кого дом пустил внутрь, ещё ни один не выходил в наружность.
Список использованной литературы
- Артур Акминлаус. Жизнь это боль. Несостоявшееся интервью Мариам Петросян // Литературная Россия. — 2010. — № 48 от 26 ноября. Архивировано 15 сентября 2014 года.
- 2. Валерий Окулов. Дом, в котором… // Если : журнал. — Москва: Любимая книга, 2011. — № 5. — С. 257. — ISSN1680-645X.
3.Галина Юзефович.
Мариам Петросян: «Новых книг от меня ждать не стоит…».
«Частный корреспондент» (12 апреля 2010). Дата обращения: 13 мая 2011.
Архивировано 29 июля 2012 года.
- Константин Мильчин. Дом, в котором Мариам Петросян// Русский репортёр. — 2010. — № 24 (152) от 24 июня.
- Мариам Овнанян. «Дом, в котором…» — обретённая книга. Yerevan.ru (24 марта 2011). Дата обращения: 10 мая 2011. Архивировано29 июля 2012 года.
- Ольга Лебёдушкина. Петросян, которую «не ждали». «Дом, в котором…» как «итоговый текст» десятилетияот 21 октября 2016 на Wayback Machine «Дружба народов» № 8, 2010 год
- Негуляева П. Е. Номинация как вариант реализации литературного кода в романе М. Петросян «Дом, в котором…» //INIТIUM. Художественная литература: опыт современного прочтения.—Екатеринбург, 2018. — 2018. — С. 173—178.Архивная копияот 14 июня 2021 на Wayback Machine
- https://ru.wikipedia.org
- https://www.google.com
